===> Начало игры.

Нэнси подошел к одному из мольбертов и потрогал его пальцем. Мольберт стоял, полностью игнорирую настырного первокурсника. Бумага была слегка щершавой наощупь. Это было приятно.
Академия впечатлила мальчика больше всего увиденного им на свете. Даже больше Диснейленда. Наверное, это было потому, что Диснейленд Нэнси видел только по телевизору, а в Академии находится, так сказать, сейчас во плоти?
А еще приезд в новое место, еще и в новом статусе - студента - стало новым испытанием. И пока Нэнси это испытание с треском проигрывал.
Эму было страшно. И еще он дико стеснялся новых ребят.
Рисовать Нэнси никогда не умел, но очень любил. А значит, обстановка художественной студии, решил мальчик, теоретически, может его успокоить.
Получалосьуспокоится из рук вон плохо. Теперь Нэнси боялся, что сломает здесь что-нибудь, и получит за это нагоняй.
А еще мальчик скучал по своим друзьям. Ни один из них не захотел учится вместе с ним, даже Дин. А одному - все же страшно. Хотя показывать это, разумеется нельзя, особенно при маме - она же и так сильно волнуется. Ей надо показать, что ему все здесь нравится, иначе она будет грустить.
-Может что-нибудь нарисовать? - Звук собственного голоса в пустой комнате был странен и прозвучал как-то глухо.

Нэнси успел только кончиком пальца погладить кисть, которой он намеревался нарисовать что-нибудь яркое и глючное на мольберте, как звук резко открывшейся двери вынудил его чуть ли не подпрыгнуть на месте от неожиданности.
-Эй! Пацан, не мог бы ты мне помочь.
В дверном проеме Нэнси увидел незнакомого парня, который буквально сгибался под тяжестью вещей.
"Ругать не будут", - пронеслась в голове облегченная мысль, и Нэнси, расслабившись, распрямил машинально сгорбленные плечи и шагнул к парню.
-Могу, - Нэнси подошел к старшекурснику, подхватил у него с плеча сумку и вопросительно посмотрел на парня. - Куда надо отнести?
Было странно смотреть сверху вниз на человека, который был старше тебя, который был уже почти взрослым. И Нэнси не мог прогнать застенчевую и как бы извиняющуюся улыбку со своего лица. До сих пор мальчик не привык к тому, что так быстро вырос и что многие люди, окружающие его, были ниже ростом. Ему всегда это казалось странным, ведь в его понимании старший - должен быть и выше, и сильнее. А тут какая-то нелепость, когда он, по сути еще глупый, был выше взрослых. Нэнси отчаянно старался не сутулиться, не прятать высокий рост, но получалось это не всегда.
Мальчик поймал взгляд парня и еще раз улыбнулся.
-У вас комната на каком этаже?

Сумка была тяжелой, но мальчику было не привыкать - дома, в Кливленде, он таскал сумки и потяжелее - когда мама ходила за покупками и скупала разом чуть ли не половину магазина, и когда они переезжали в новый дом. Нэнси переступил с ноги на ногу, распределяя вес сумки удобнее, и еще раз вопросительно посмотрел на парня.
Держим путь в шестнадцатую комнату. Ты кстати не там живешь? А то меня к первокурснику переселили, а кто такой не знаю.
Нэнси улыбнулся.
-Значит будем соседями - я из семнадцатой. И меня зовут Нэнси Лоупер. И мне тоже очень приятно познакомиться.
Каин не задавался и не вел себя с Нэнси, как с малолеткой. Это было приятно. Может быть, они даже могли бы стать друзьями или просто хорошими приятелями. Как старожил, Каин наверняка смог бы рассказать множество маленьких хитростей по технике выживания в Академии, возможно, какие-то непечатные правила, которые необходимо соблюдать и которые нельзя игнорировать.
-Я поступил на факультет Финансов, а ты? - Нэнси шел рядом с новым знакомым и улыбался от уха до уха. Мальчику отчаянно хотелось, чтобы и Каин тоже был с его факультета. Все-таки он самый первый человек, которого Нэнси узнал здесь.

===> Комната №16. Джесси Блекфолд и Каин Макбрайд

===>>> Поле для регби

Мозг вообще отказывался работать, ноги не разбирали дороги, Уилла шатало. Ворчун в капюшоне ненавязчиво следовал за ним. Уилл был очень ему благодарен за молчание. Говорить сейчас не было ни сил, ни желания. Почему-то стало очень жарко. Уиллу не хватало воздуха. Он судорожно стал расстегивать куртку, снял с себя свитер Флэтча, который надо было оставить на поле, но как-то позабылось, и остался в одной футболке. Солнце уже выглянуло из-за горизонта и радостно стремилось всех поджарить. Старинная дверь глухо застонала, когда руки Уилла резко дернули за холодную металлическую ручку.
Мы в главном холле. Надо подняться по лестнице. По левой лестнице.
Он резко свернул налево и побежал по ступенькам. В коридоре пахло старым дряхлым зданием. Уилл всегда ненавидел подобные запахи. Они напоминали ему о дедушке. И о смерти. Не то, чтобы дед ассоциировался у него со смертью. Но в его особняке в некоторых комнатах тоже был такой запах. Едва уловимый, но в то же время такой навязчивый, что хочется задержать дыхание.
- Какое бурное проявление любви, - капюшон заговорил. Уилл аж вздрогнул. Он почти забыл, что не один. Пацан тоже, похоже, был обкурен и вообще уже готовенький, как и те, кто остался на поле. А вот Уилл уже вроде как протрезвел и был очень горд собой, что не курил это дерьмо вместе со всеми.
- Какой любви? О чем ты? – спросил Уилл, не оглядываясь, он весь сосредоточился на чтении табличек на дверях кабинетов.
«Ху-до-же-ственная студия». Аллилуйя!
Внутри было светло и гулко пусто. Звуки их шагов ударялись о стены, как мячик для пинг-понга, и били по ушам. Воняло красками и пылью.
- Сюда бы холодильник, и я бы тут жииил, - ворчун радостно запрыгнул на стол и схватил какое-то подозрительное яблоко, а Уилл бросил шмотки на ближайший стул,  подошел к противоположной от двери стене и принялся срывать картины и постеры, придумывая на ходу, чем бы испортить стену.
Он и раньше частенько занимался вандализмом – они с Мартином любили рисовать баллончиками в метро. Он уже даже соскучился по этому делу.
Так. Что-то эротическое, да? Расчлененка! Хуй и и расчлененка – вот вам и эротика.
Примерная картинка уже вертелась в голове Уилла, и ему не терпелось проецировать ее на стену. Он стал оглядываться в поисках чего-нибудь, чем можно рисовать.
- Рисовать лучше этими. Их потом хрен смоешь, если только закрасить. Придумал, что рисовать-то, о юный Ван Гог? – капюшон со своими советами был очень в тему. Уилл задумчиво забрал у него краску, вытянул из стоящего на ближайшем столе стакана самую толстую кисть.
- Увидишь щас. Просто сразу макать, да? Никаких стаканов с водичкой? – он водил кисточкой по ладони и раздумывал, с чего начать.

Отредактировано Уильям Хьюитт (2011-03-03 19:02:42)

Уилл закусил губу и пялился в пустую стену. Для него она была уже не пустая. За это могут и из академии выпинуть, но ему как-то уже было все равно.
Тут одни укурки ебаные и психопаты. В жопу такую академию. Уж лучше с задротами очкастыми учиться.
Ворчун явно кайфовал от нахождения в этой вонючей комнате. Даже капюшон снял. Глаза смешно бегали, он все принюхивался, трогал всякие листы, и вообще как-то весь воодушевился.
Приход, наверно, у него.
- М, когда спишь с телкой, и то смазка нужна, а тут такое  "тонкое" дело, и ты на сухую думаешь? – Уилл прыснул от смеха и удивленно поднял брови.
Парень выглядел довольно потрепанно. Лицо было поцарапано, волосы торчали в разные стороны, видно было, что либо он всю ночь не спал, либо всю жизнь бухал.
Ему бы проспаться, а не торчать тут, дыша этим ядом.
Пока Уилл думал о страданиях ворчуна, тот достал какую-то бутылку и наполнил водой стаканчик для рисования.
- Ого, спасиб, - Уилл сунул в воду кисточку и побултыхал. Он уже представил, как выводит на стене первую мягкую линию, как вдруг ворчун начал говорить:
- Тебе как зовут то хоть? А то думаю, что Ван Гоги и Пикассо всякие, в своих гробах уже нервную чечетку отбивают, и скребутся в крышки, когда я тебя их именами зову. Кисточку то держал когда нибудь? И да. Тот чувак, дал мне задание разрисовать тебя. Я думаю, что мы сойдёмся в том, что я честно пытался это сделать, но тут якобы появился какой нибудь препод, и нас выгнали. Ок?
Уилл слушал его, удивленно улыбаясь.
Какой же ворчун, господи, откуда тока такие вылезают?
- Это ты только с утра такой или вообще по жизни? – он облизнулся и вынул кисточку из воды.
Держал ли я кисточку?
Даже если Уиллу и доводилось до этого держать в руках кисточку, то сей факт был благополучно позабыт, в силу своей незначительности. Рисовать красками он никогда не рисовал, за исключением далекого детства, когда он хлопал перепачканными ладошками по листу, приговаривая «каляка-маляка». И это не значило, что парень совсем не умел рисовать. Просто рисунки его были чаще всего карандашными или чернильными набросками. И граффити вот тоже. Так что данное предприятие обещало быть фактически первой работой Уилла в сфере живописи.
- Меня Уилл зовут. И да, я, похоже, никогда не рисовал кисточками. Насчет разрисовать меня, я бы тебе все равно не позволил. Так что можешь сам отговорку придумать, какая понравится. Я лично не собираюсь возвращаться на поля и вообще пересекаться с этими мудаками.
Он аккуратно открыл баночку с черной краской, макнул в нее кисточку и провел по стене. Первая неуверенная линия. Запах краски перестал раздражать, даже головная боль отошла на второй план. Он макал кисточку в краску и малевал на стене пока еще что-то непонятное, смахивающее на силуэт. Ему не хватало роста, он вставал на цыпочки. Он даже забывал делать вдох.

Кисточка уже стала частью руки. Все выходило легко и как-то даже само собой. Уилл даже и представить себе не мог, что живопись – это так круто.
Блииин, надо было в художественный идти. Далась мне эта литра.
Несуразный силуэт превращался в человека. Человек сидел на коленях, раздвинув ноги и задрав вверх голову.
- А по-моему, на данный момент, я лапочка, - ворчун продолжал трындеть. Уилл вообще был не против болтунов, если они его друзья и не рано утром.
- На данный момент ты слишком много болтаешь, - раздраженно ответил Уилл, - и, кстати, тебе незачем меня тут пасти, можешь идти.
Он махнул кисточкой в сторону двери и заметил, что паренек уселся на подоконнике и собирается тут, похоже, торчать до последнего.
- Будто бы я горю желанием. Оставлю эту привилегию тому, который об твою ногу терся, как болонка во время течки, - вода в стакане окрасилась в черный. Уилл чуть не выронил его нафиг себе под ноги. Хотя желательно было швырнуть им в ворчуна, который начинал уже заебывать.
- Этот тот, про которого сказали, что он тебя найдет и выебет? – Уилл криво ухмыльнулся и повернулся к рисунку.
- Это вообще не нормальная академия, а видимо реаллити шоу "академия голубых идиотов".
На это Уиллу оставалось только часто-часто закивать.
- Я сегодня столько голубых повстречал, сколько за всю жизнь не видел, реально!
Будет им, бля, голубая живопись щас!
У человека на стене было две руки. И уже начал прорисовываться внушительных размеров хуй. Его левая рука сжимала инструмент, а правая тянулась к грудной клетке. Уилл гаденько улыбался, как и все дети, когда кому-то вредят.
- А, меня кстати Мило зовут. Хоть одна шутка на тему имени, и тут рисовать уже будут копы, обводя твой силуэт на полу.
Уилл хлопнул себя по коленям и расхохотался.
- Как мило, - человек на стене положил большой палец на головку члена, пальцы правой руки тонули где-то внутри грудной клетки. Черная вода смешалась с красной, - милое у тебя имечко. Да и сам ты просто милашка.
Уилл повернул голову в сторону парнишки и лучезарно ему улыбнулся:
- Милый денек, не правда ли?
Милашка в это время что-то рисовал что-то на какой-то бумажке.
А говорил, что не художник. Пиздаболище.
Пара красных разводов на груди. Рану нужно было прорисовать детально, поэтому он забил на ворчуна и принялся старательно малевать отходящую кожу и окровавленные ребра. Мужик на стене срывал кожу с груди, одновременно онанируя. Уилл, высунув язык, прорисовывал лоскутки кожи, свисающие из-под пальцев. Рана получилась довольно-таки натуралистичной. Вообще Уилл, когда рисовал, всегда выделял что-то одно. Все его рисунки были лишь ради одной детали. Она была четкая и отлично прорисованная, а все остальное выглядело лишь наброском. Как первенец, на которого родители забивают после проявления второго малыша. Уилл придирчиво оглядел свое творение и полоснул мужика кистью по горлу. Напряженная шея была идеальной для пореза, и он не смог устоять. Казалось, целую вечность он потратил на зияющий алый рот, сочащийся кровью.
Пиздец я извращенец.
Он отошел на пару шагов назад и посмотрел на стену. Вот мужик, лица невидно, дрочит левой рукой (левша), правую сунул себе в рваную рану на груди, а у самого еще и горло перерезано.
Может еще костер ему под жопой нарисовать?
Уилл решил, что не стоит все же, и, бросив кисть в стакан, обессилено плюхнулся на стул.

Уилл все пытался перевести дух. Руки были будто парализованы, дыхание сбивалось, глаза слезились. Он ни за что бы не подумал, что какая-то дурацкая картина на стене требует такой сумасшедшей отдачи. Милашка, тем временем, продолжал бубнить. Его бубнежка не мешалась, когда Уилл был поглощен рисованием, но теперь стучала по голове покруче любого дятла.
- Вот у тебя кстати имя странное. Белла подошло бы тебе больше. Ты в детстве у мамы косметичку не воровал, м?
Уилл не переставал удивляться этому парню.
У него языковая часотка чтоли?
- У моей мамы не было косметики. Единственное, что я мог украсть – это деревянное распятие, - он вспомнил, как вертел в руках этот дурацкий кусок деревяшки, как водил пальцами во выпуклому дохлому Иисусу, пытаясь отковырять его ногтем. А мама стояла над ним. Или отец. Заставляли его молиться день и ночь. Ублюдки. Детские воспоминания толпились в его голове, заставляя поморщиться от отвращения и ненависти.
- Чувааак, твои дружки сатанисты тебе не говорили, что у тебя проблемы с головой? Это твои эротические фантазии, или прежний опыт? Что дальше идет? Повешение на собственных кишках? Ты роспись то поставь, что бы тебя вычислили и оказали срочную помощь, психдиспансер для тебя койку хранит.
- Милый, это эротическая картинка. Меня попросили нарисовать, я и нарисовал. Если бы я был сатанистом, я бы, наверное, нарисовал перевернутый крест, воткнутый в перевернутую пентаграмму с бычьей головой внутри. Или что-то типа того. А это просто картинка. Ты бы сам что нарисовал на моем месте?
Мило принялся прибираться, как будто это был его дом. Протер кисточку, убрал краски. Уиллу захотелось полить цветы черно-красной водичкой, но было лень вставать.
- По внешнему виду не скажешь, что у тебя в голове может быть такая херня. Хотя нарисовано не плохо, ты на художественном?
- Да у меня разное в голове. То, что я нарисовал окровавленного онаниста, еще не говорит о том, что я фанатею с этого. И нет, я на литературном. Говорю же – в первый раз рисовал красками. Будь я художником, я бы тут все обнюхивал и балдел, вон как ты.
Он вдруг что-то вспомнил, вскочил с места и вновь потянулся за красками и кистью. Обмокнув кисть в грязной воде и окунув ее в черную краску, он аккуратно вывел под картинкой: «Флэтч, я люблю тебя» и ухмыльнулся.

Мило продолжал свою бесконечную болтовню, а Уилл принялся его рассматривать. У него было детское лицо. Невинное, можно даже сказать. Сущий ангелочек. Но выражение на лице было имбецильное. Он был похож на ребенка-инвалида. Или на футбольного хулигана после нескольких ударов дубинкой по макушке. Может быть, всему виной были недосып и укуренность. А еще у него был такой вид все время, будто он удивлен и недоволен. Уилл сперва подумал, что этот парень просто реально недоволен, но, похоже, это было его обычно выражение.
- Идиииииот! Перевернутый крест не знак сатанистов, а знак святого Петра. Сатанисты тупо слизали, связав с оборотом молитвы, это все знают. И голова козлиная, а не бычья, это тебе не Чикаго Буллс на кепки фанатов, - парень был так возмущен, будто Уилл задел его сатанинскую честь.
- Э, остынь, я же сказал, ЕСЛИ БЫ я был сатанистом, я бы НАВЕРНОЕ нарисовал бычью голову в перевернутой звезде, но так как я сатанистом не являюсь, в отличие от тебя, походу, хотя мне как-то по барабану, короче, я не сатанист и не знаю, че надо рисовать, чтобы стать им.
А Мило, тем временем, что-то старательно вырисовывал на очередном листе бумаги.
Наверняка сатанинскую козлиную башку. Кстати, куда он дел прошлый рисунок?
Он бросил взгляд на пол и заметил одинокую бумажечку, валяющуюся в сторонке.
- Ай-яй-яй, мусорить не хорошо, милок, - он поднял рисунок и присвистнул. Это был он сам со спины, старательно изрисовывающий стену, - ого, брат, да это шедевр. Я даже сохраню это на память. Меня еще никто не рисовал.
Он запихнул бумажку в карман и глянул на новый рисунок, который Мило только что закончил.
- Ну я бы примерно так нарисовал. У нормальных людей - это эротика. А вот это. Эротика только у серийных маньяков. Они бы заценили.
Уилл даже рассмеялся. На бумаге были старательно изображены две голые телки у шеста.
- Лучше я буду серийным маньяком, чем рисовать то, что на каждом заборе малюют ваши нормальные люди. Ни ума, ни фантазии, блин.
В это время Мило заценил его любовную надпись. Он даже в ладоши захлопал.
- Черт! Как романтично! Иди беги под окнами его комнаты напиши.
- Мне кажется, с него хватит и этого, - не смотря на едкие замечания Милашки, Уилл все равно ужасно гордился собой. Он рассматривал свою картину и всерьез подумывал о том, чтобы заняться живописью.
- Ммм... У тебя вот тут краска. Выражаешься ты кстати не по литературному, как тебя приняли только.
- А? Что? – он рассеянно поскеб щеку, причем не левую, как тот ему показал, а правую, зеркально отражая жест Мило, - Да потому что мне было пофигу куда, лишь бы из дома свалить. Я решил, что книжки читать - это прикольнее, чем деньги считать. А о художественном вообще не подумал даже. Видимо, зря. А ты художник, да?

Мило был противный. Из тех детишек, что выплевывают кашу назло родителям, старательно запихивающим в рот ложку. Это читалось в его взгляде, в его жестах, в его манере разговаривать подколками.
Уилл был далек от всего этого. Он не был избалованным ребенком. Не был мстительным. И, тем более, он не понимал эти взаимные оскорбления почем зря. У него был простой принцип: оскорбили – дай в морду. Но почему-то последнее, что сейчас хотелось – это бить Милашку по его невинному личику.
Никаких драк, придурок! Тебе Флэтча чтоли мало было с его запрещенными приемами ниндзя-извращенцев?
- Что, Белла? – Уилл улыбнулся. Парень был дебилом, но беззлобным. Просто маленький противный болтун.
- Кто-то мне до этого обещал, что мой труп будут от пола отскребать, а сам просто придумал мне тупое прозвище. Лажовая какая-то месть, - он с отвращением наблюдал, как Мило жадно высасывает воду из одной из вонючих бутылок, расставленных на подоконнике, - эээ, я бы не рискнул. Из крана бы чтоли попил. В стоялой воде какой только хуйни не водится.
- Все, теперь ты проклят, и признаваться тебе теперь в любви только Люциферу. Аминь!
- Тебя опередили несколько часов назад, чувак. Признаваться в любви Люциферу я должен буду до завтрашнего дня при каждом удобном случае. Чтобы вся академия считала меня влюбленным пидарасом.
Он плюхнулся на стул и стал снова жалеть о том, что не заехал Флэтчу по почкам.
- Во первых, сомневаюсь, что ты даже кошечку зарубить сможешь, не говоря уже о человеке. А во вторых. Так на заборах не рисуют. Ну может только на некоторых.
- Я и получше видел, у тебя уж слишком банально, поцеловались бы они чтоли? Или лучше пусть тазобедренная кость той, что справа воткнется в брюхой левой. Кровь изо рта, страдальческие лица, все дела, - он живо представил картинку и даже захотел кое-что подправить в рисунке, но Мило уже смастерил самолетик и выкинул свой позор в окно.
- У тебя зато фантазия уж слишком большая, и болеющая. А вот ума тоже не наблюдаю.
Паренька, похоже, уиллово замечание задело за живое.
Что-то слишком много у него живого. Куда ни ткни, везде бо-бо. Кстати, насчет болеющего, он же прав.
Уилл вспомнил добродушное лицо доктора а-ля «ты псих, но я не буду над тобой смеяться, ведь мне тебя так жаль», вспомнил обеспокоенное лицо мамы, как она качала головой и кричала, что ее сын не больной. Да и больным он себя и правда не считал. Подумаешь, какой-то дурацкий доктор когда-то что-то решил. Уилл был абсолютно нормален. И голый онанист еще не показатель болезни.
- Лучше больная фантазия, чем отсутствие оной. Тем более, для художников. Не всю жизнь же голых баб рисовать.
Уилл не успевал ничего говорить, как в его уши врезалась очередная автоматная очередь из фраз. Длиннющая такая очередь.
- Да, семья у меня не очень. Сам понимаешь, фанаты Христовы. И дед полоумный. Помешан на бабках.
Мило уселся на полу, прямо под онанистом, и принялся трындеть про своего отца. У него был такой беззащитный вид, что Уилл даже заулыбался.
- Побесить отца? А нафига?
Он искренне не понимал таких детей. Их любят, а они отталкивают. Бредятина.

Уилл принялся рыться в бездонном кармане своих джинс в поисках магнитной карты и вдруг обнаружил пачку сигарет.
Боже, спасибо! Это пачка Кэма, я спер с вечеринки. Бля, какой я ушлый, просто тащусь.
Он встал и поспешил забраться на подоконник, где недавно сидел Мило и оставил отпечатки своих грязных кед. Зажигалка нашлась в том же кармане, и вот Уилл уже жадно затягивался, продолжая мысленно благодарить Бога за столь щедрый подарок с утра пораньше.
- Ты похож на мою младшую сестру, - трескотня Мило стала уже привычной для ушей Уилла и не раздражала больше.
- Твою сестренку случайно не Бэлла зовут? А то ты меня ее именем уже несколько раз назвал. Соскучился, видать, по ней.
- Ты кстати какой курс-то? Первый сто пудов?
- Да, первый. Иначе бы я знал, где эта студия и все остальное. Да и ты наверняка уж не последний. Максимум второй. Да и то вряд ли.
За окном уже вовсю посветлело, пушистые облака весело плыли по небу. Было так по-летнему. Как будто еще каникулы. Как будто он еще дома, а с ним рядом не какой-то там ворчливый Мило, а его лучший друг Мартин, который никуда не уехал и не уедет.
- Да пошёл ты, тебя не из люльки роняли, а с размаху об стену били?
Уилл раньше считал себя очень нервным, но, как оказалось, он просто не знал, что значит быть по-настоящему нервным. Этот парень на все реагировал, как на личное оскорбление. А когда Уилл у него что-то спрашивал, то непременно в ответ получал «тебе какое дело?».
Нда, одного в детстве недолюбили, а второго наоборот перелюбили. Понятно, почему мы не можем найти общий язык.
- Слушай, мне реально нет никакого дела до тебя. И я не собираюсь тебя контролировать или лезть в твою жизнь, не парься. Я спрашиваю, потому что мне тупо интересно. Не хочешь, не отвечай. Но тока не заводись. И так голова болит.
Он продолжал смотреть в окно, пытаясь разглядеть сквозь деревья спортивное поле, где наверняка до сих пор торчали те укурки.
А вдруг там Флэтч всех достал, и его избили? Тот блондин был явно не в восторге от его общества. Ну и хули? Избили так избили, так ему и надо.
- На поле ты кстати отрубался. Задание выполнил, так что валика спать.
Мило не любил, когда лезли в его дела. Но сам, похоже, обожал это дело. И еще раздавать приказы. Это Уилл еще на поле заметил.
- Спасибо за заботу, Мило. Я пойду, но чуть позже. Будешь курить? – он помахал парню пачкой, выкинул свой окурок в окно, достал вторую сигу и сунул в рот.

Уилл прислонился к стене и закрыл глаза. Мило был прав – надо было идти спать. Единственной причиной, по которой Уилл все еще оставался в студии, была лень. Его ломало, и хотелось хныкать, когда он представлял, что идет обратно через всю территорию к жилому корпусу. Голова болела просто нестерпимо. Он тихонько застонал и открыл глаза. Мило что-то рисовал на мольберте. Он действительно был художником – настолько забывал обо всем на свете, полностью отдавая себя рисунку, что готов был сунуть кисть в рот и вообще весь перепачкаться краской. Уилл даже заулыбался, хотя улыбка получилась какой-то страдальческой.
А парень, меж тем, закончил и стал рыться в кармане вхлам перепачканных штанов:
- Цитрамон, анальгин, кофеин могу дать. Только водичка, увы, не чистенькая.
- Да похуй, обойдусь и без водички, голова щас лопнет, - он стиснул зубы и стал тереть лоб, будто это могло остановить ноющую боль внутри черепной коробки.
Он хлопнул пачкой сигарет о подоконник как раз рядом с Мило, который свесился с окна, и спрыгнул на пол.
- Угощайся, - он обошел холст и уставился на только что намалеванное парнем произведение. Оно было прекрасно. Уилл уже говорил, что его никогда не рисовали, но чтобы его нарисовали так, он не мог даже мечтать.
- Слушай, это же охуенно, бля! – кровь изо рта, кости из плеч, страдальческие глаза, короче все, как Уилл любил, - Чувак, подари мне, а? Я на стену повешу!
Кстати, о стенах и комнатах.
Он сунул руку в карман, нащупал мобильник, айпод, спутавшиеся наушники, зажигалку, полез во второй карман, там нашел блокнот, какие-то смятые бумажки, коробочку с леденцами и маленькую фигурку слона, которую они однажды с Мартином сперли в какой-то сувенирной лавке и которую Уилл до сих пор зачем-то таскал в кармане. Магнитной карты среди этого хлама не было.
- Блять, ну потерял же!
Его охватило отчаяние. Он думал, что, наконец, найдет свою комнату, и все его страдания закончатся хорошим и мирным сном, но нет! Он посеял карту и теперь вынужден будет шастать по всей академии в ее поисках.
Она на полях. Или в комнате Флэтча? Святые угодники, только бы не в комнате Флэтча!!!

Нет, нет, нет, я не мог ее потерять, она, наверно, в другом кармане. Надо еще раз проверить.
Уилл проверил уже пять раз, но все продолжал дрожащими руками перебирать содержимое своих карманов, как наркоман, который сгибается от ломки. Так и не обнаружив карточку, он смачно плюнул на пол, подошел к окну и взял горсть таблеток, аккуратно расставленных, похоже, специально для него.
- Спасибо, док, твое здоровье, - запихнул их себе в рот и стал жевать, морщась.
Внутри снова пробудилась тоска по дому и завыла диким койотом. Уилл закатил глаза. Ничего не могло быть хуже. Он был в самом дерьмовом дерьме. Это дерьмо было даже хуже, чем вкус этих отвратных таблеток, которые он заставил себя проглотить, видимо, в наказание за то, что родился таким мудаком. Голова нифига не проходила, а даже наоборот стала еще назойливее.
Он выглянул в окно, где благоухало прекрасное летнее утро, прям как с картинки. Уиллу нестерпимо захотелось сигануть в это самое окно и воткнуться головой в землю, как гребаный гвоздь. Еще хотелось есть, в душ и спать. А жить не хотелось совсем. Возникло даже желание выпить из вонючей бутылки для поливания цветов.
Вряд ли умру, зато буду дристать. Да ну нах. Пусть этот вон дрищет.
Он поднял взгляд на Мило и наморщил лоб. Тот был в приподнятом настроении и вообще весь такой живчик, что аж противно стало.
- Я посеял ключи от комнаты. То есть карту это. Блять, ну чо за непруха? Видимо, придется сидеть под дверью и пасти соседа. Если он вообще существует.
Он достал из пачки сигарету и трагично закурил, смахивая на обиженную жизнью вокзальную проститутку. Он проматывал в голове свою последнюю встречу с магнитной картой, весь маршрут от общаги до полей и понимал, что, скорее всего, он обронил карточку в траве, когда лез за блокнотом. А значит она утеряна навсегда. Потому что ползать по мокрому утреннему газончику в догги-позе как-то вообще было не комильфо. Оставалось только поймать соседа и отжать (украсть, одолжить, купить) у него карточку. Или уж оставаться бомжом до конца учебы.
Раньше я расстраивался, что жизнь все время поворачивается ко мне жопой. Ну повернулась она передом. А там хуй. Слишком, блять, много проблем для первого дня в этом дурдоме.
Уилл уперся ладонями в подоконник и принялся настукивать пальцами «London calling» The Clash. Он даже чуть было не закукарекал, как Джо Страммер, но подумал, что доктор Мило опять поставит ему какой-нибудь дурацкий диагноз (например, птицееб) и не стал. Зажав в зубах сигарету, он вполголоса напевал припев засевшей в голове песенки и прислушивался, не собирается ли его мигрень отступать.

Тошнота очень некстати подкатила к горлу.
Ты вернулась, малышка, я так скучал.
Он судорожно сглатывал сопротивляющуюся и липнущую к горлу слюну, стараясь подавить отвратительное ощущение, поднимающееся по пищеводу. Живот скрутило, начались первые рвотные позывы. Выбросив в окно сигарету, Уилл закрыл рот рукой.
Не смей, пожалуйста, я не хочу, ну пожалуйста.
Он стоял с закрытыми глазами и зажатым ртом, жадно вдыхая воздух носом. В переносице отдалось болью, стрельнуло в виски, загудело в ушах. Тошнота забылась, но головная боль повернулась к нему новой гранью, еще более яркой и сияющей, как начищенное лезвие топора в лучах восходящего солнца. Уилл поднял голову вверх и зашипел:
- Сссссука…
Внутри шеи что-то хрустнуло и он принялся ее разминать, наклоняя голову в разные стороны. Голова отвечала болевыми толчками, но Уилл только нахмурился.
- Ты кстати алкоголь пил? Дурь курил, ширялся на патюшке у бассейна? Если да, то зря таблетки выжрал. Веселуха организму твоему. Лучше проблюваться сходить.
- Я так не думаю, - Уилл ненавидел блевать. У него был навязчивый страх перед тошнотой. Он старался всеми силами остановить ее, готов был даже проглотить блевотину, лишь бы она из него не вылезла. Ибо если она полезет, то это надолго. Хотя вряд ли у него в желудке было много запасов. Он не помнил, когда в последний раз ел что-то, кроме шоколадных батончиков. Опомнившийся желудок тут же недовольно заворчал, и Уилл похлопал рукой по животу, чтобы его заткнуть.
Мило спрыгнул с подоконника со скоростью супергероя из комиксов. Точнее, уиллову заторможенному восприятию это так показалось. Парнишка маячил перед глазами со скоростью летящей стрелы и оставлял за собой шлейф из разноцветных звездочек.
Надо отоспаться. Срочно. Я помираю тут.
В горле настолько пересохло, что, когда Уилл сделал очередной вдох, он просто застрял в глотке, заставляя парня закашляться и, широко распахнув глаза, начать ловить ртом воздух.
- Эй, принцесса, брезгуешь? – Мило размахивал перед собой бутылкой. И было уже похуй, была ли  это отрава, водка или даже ослиная моча. Уилл, держась за горло, подошел к парню, вырвал у него из рук бутылку и выпил все, что там оставалось.
Фублять, газированная.
Он поморщился и хотел было начать отплевываться, но тут опомнился и пристально взглянул на парня.
- Еще одна подобная шутка в мою сторону, и сам станешь принцессой, - парнишка реально заебал своими подъебками, и Уилл с трудом подавлял желание выместить на нем всю злобу. Он был довольно хрупким и невысоким. Его нетрудно было отметелить до бессознательного состояния, а потом распять прямо на стене рядом с маньячным рисунком. Уилл даже улыбнулся этой своей мысли. Но тут Мило снова затрещал, как назойливая пташка под окнами в пять утра, и Уилл решил, что тот так легко не отделается.
Я суну руку ему в рот. До локтя. И достану кишки. А потом снова заставлю их сожрать. Сука! Заткнись же ты!
Кажется, кто-то невидимый просверлил в его черепе уже десятую дырку. Боль стреляла электрическими разрядами по кончиками пальцев, по локтевым суставам, по ребрам и коленям. Было больно даже дышать.
Сученок копошился возле подоконника. Хотелось разбежаться и столкнуть его.
Хотя бы ноги поломает. А если мне повезет, то и шею. Пора валить.
Перед глазами все плыло. Сердце то замедлялось, то норовило пробить дыру, выскочить на свободу и отплясывать ламбаду на полу. Уилл попятился и зашатался.
Кажется все, я щас вырублюсь.
Руки тряслись, а ноги казались такими слабыми, что Уилл испугался, что они не выдержат его веса и сломаются. Он даже, кажется, услышал, как хрустят его ломающиеся кости.
- London calling, - полусказал-полупропел он и круто развернулся в сторону двери. Этого маневра его ноги не выдержали и подкосились. Уилл грохнулся на пол.
- Твою мать блять нахер твою отец! Не хватало мне, сука, синяка на жопе, - он сел, опираясь на руки и стал рассеянно оглядываться. Падение встряхнуло его и вернуло из туманных глубин воспаленного сознания обратно в реальность. В реальности было так же мерзко, как и в мрачных глубинах.
Мне кажется, я живым не доберусь до своей комнаты. Прощай, жестокий мир. Я даже не смогу оставить прощальное письмо с посланием нахуй, составленным из вырезанных из журналов разноцветных буковок, предкам и дедуле. Ничо, прочитают по моим холодным и посиневшим губам, все, что я о них думаю, когда найдут меня, подохшего где-нибудь здесь или на полпути к общаге в куче осенних листьев. Что-то меня куда-то понесло…
Перед глазами все закружилось. Пол и потолок менялись местами. Было похоже на катание на дурацкой карусели в парке аттракционов. Тошнота вежливо постучалась, Уилл послал ее нахуй и задержал дыхание, ожидая, когда все встанет на свои места и можно будет подняться на ноги и даже потом попытаться сохранить вертикальное положение.

Отредактировано Уильям Хьюитт (2011-03-05 20:57:53)

Я так не думаю
- Ты вообще когда нибудь думаешь?!
Нет. Шойцу действительно было класть, если Уилла, предположим, сбила бы машина. Ну или если бы его расчленили, и труп в назидание повесили на пизанской башне. Если бы ему оторвало руку-ногу-голову, или заставили целый сутким слушать шансон. Но! Условие одно, если бы Мило не было рядом. На данный момент же он был именно тут, рядом. И так какая то часть ответственность забиралась и на его плечи, и противно нашептывала на ухо всякую хуйню.
Заткнись!
А вдруг сдохнет!
Но меня это совершенно не касается!
Да ладно? Смотри, смотри! Сейчас он отдаст коньки, растянется на полу и его хладная рука как дотронится до тебя, ух как дотронется.
- Эй чувак!
Еще одна подобная шутка в мою сторону, и сам станешь принцессой
- Лучше побуду ей, чем полудохлым первокурсником.
С блондинчиком творилась какая-то хуйня, которую хорошей точно не назовешь. Тремор конечностей, спутанный взгляд. Что это значил понятие нулевое, у Шойца так было когда:
а) Траванулся дорогущими омарами в дорогущем ресторане, после чего блевал в дорогущем сортире.
б) От передоза, переалкоголя и перекура.
- Бля!
Присев перед парнем на корточки, Мило невесомо дотронулся кончиками пальцев до его лба. Нет, не горячий. А ледяной, до влажности холодный. Стараясь как можно плавнее встать, дабы не делать хуже состоянию парнишки,  Шойц задернул плотные шторы на окне, в воздух метнулась пыль и кабинет погрузился в не раздражающий глаза полумрак, свет ни в какую не пробивался. Хотя и воздух тоже, что было не кстати. пришлось открыть дверь, иначе бы запах краски стал слишком густым.
- Не играй в резкого пацанчика, и не дергайся, сядь на свою многострадальною задницу и сиди.
Как можно спокойней, а не привычным нарывающимся тоном. Что  делать в таких ситуациях он не знал, где медпункт тоже.
Оставить и поискать сходить? Так утро, сто пудово не найду никого, только зря пробегаю. Нет, мне даже не влом. Ну чуть-чуть, но если бы кого притащить... БЛЯ

- Тебе действительно лучше проблюваться, и лечь. Могу сгонять поискать, а пока толстовку сниму сложим подушкой? Бляяя, ну почему тут я, а не не я?!
Сочувствие было нулевым. Ну ладно, 10 процентным. Но мерзкое чувство ответственности не давало покоя.
- Что ты жрал-пил? Когда спал последний раз, и не болеешь чем нибудь?
А то блять эпилепсик какой нибудь, или вон, одержимый. Потом оправдывайся, с какого хуя он сдох.